В начале октября рок-группа Lumen, приехав на гастроли в Москву, помимо клубных концертов отыграла серию «квартирников». Обычно такие мероприятия завершаются коллективным (в полсотни голосов) исполнением ударных песен, после чего заряженные позитивной энергией слушатели общаются с музыкантами за жизнь, берут автографы и расходятся в приподнятом настроении.

На этот раз было иначе. Притихнув, люди вслушивались в песню, исполнявшуюся впервые, хотя она и была написана давно, до бесланских событий.
«Тебе объяснили, кто твой друг, а кто враг,
И ты купился, ты поверил, дурак.
Но те, кто отправляет тебя в последний бой,
Не станут умирать рядом с тобой.

» «А ты можешь продолжать верить уродам
Год за годом, год за годом».

И уходили молча, не прыгая от радости.
А мы с Тэмом, 24-летним уфимским музыкантом, остались — разговаривали о свободе и протесте.

Досье «Новой»

Группа Lumen образовалась в феврале 1998 года в уфимском районе Сипайлово. Название группы в переводе с латинского означает «свет». Соответственно, и девиз группы — «Человек человеку — свет». Автор всех текстов группы — Рустем Булатов, более известный как Тэм. Музыку пишут совместно.
В конце 2002-го эфиры радиостанций взорвала песня «Сид и Ненси», принесшая группе известность и признание. Критики провозгласили Lumen новыми лидерами российского панк-рока. Вышедший вскоре альбом «Без консервантов» разошелся тиражом свыше ста тысяч экземпляров и показал всю неправоту такого определения — музыка Lumen оказалась куда многограннее. На обложке альбома амплуа музыкантов обозначены так: Гарик — гитара, Джон — бас-гитара, Дэн — ударные, Тэм — псих.
В августе 2004 года группа Lumen выпустила второй альбом — «Три пути». Заглавной стала песня «С4», исследующая психологию терроризма.

— Тэм, недавно в «Новой» вышло интервью бывших вокалиста и бас-гитариста группы Deep Purple. В их понимании рок — это злость, агрессия, борьба, свободолюбие, то есть все то, чем полны твои тексты. Но при этом группа Lumen отнюдь не является популярной по общероссийским меркам. Нет слушателя? Так?

— Выходит, что так. Из-за того, что все так странно вокруг, получается, как правило, писать или со злостью, или с грустью. А людям хочется веселиться, хочется прожить жизнь с меньшим количеством проблем — особенно чужих, которые тебя не касаются, — чтоб все было в ритме самбо. Чтобы жизнь была веселая и безбашенная. Превращаемся постепенно в общество потребителей.

— Особая энергетика, неприятие обывательского мира проявляются не только в твоих песнях, но и в твоем поведении на сцене. Однако вне сцены ты всегда ведешь себя предельно, скажем так, аристократично. В то время как те же западные рокеры устраивают, например, полный дестрой в гостиницах…

— Я пытаюсь меняться внутри, а не снаружи. История изменения себя — это история огромного терпения и большого сопротивления. Весь этот пафос снаружи — абсолютная пустота.
Я пытаюсь расшевелить людей на «подумать», а не на «подраться». Наше поведение (группы Lumen. — А.В.) — это просто наше поведение. Мы так привыкли жить. Нам так нравится жить. Так мы чувствуем, что мы не мешаем другим. А дестрой — обыкновенная показуха людей, которые переоценивают свое значение в мире, это не протест, не революция. Это все баловство, потому что в конечном итоге ни к чему не приводит. И книжка тихого Герцена гораздо круче двух десятков самых оголтелых рокеров — в ней гораздо больше протеста. И почему тогда я должен кричать, прыгать и материться на улице? Мы пойдем другим путем.

— Казалось, что события 11 сентября 2001 года и ставшие регулярными теракты в России должны всколыхнуть людей и особенно рок-музыкантов. Но сейчас, навскидку, я припоминаю только три песни, навеянные этими событиями: «Самолеты» Мары, твои песни «С4» и «До свиданья». Почему?

— Это очень похоже на притчу про мальчика, который кричал: «волки, волки». Когда рок-музыканты загнаны в такие условия, что для того, чтобы выжить, нужно играть по правилам не совсем рок-музыки, а современного шоу-бизнеса в целом, приходится очень многим (и нас, не скрою, эта чаша тоже не миновала) устраивать различные рекламные кампании, пиар-ходы. Люди же вокруг неглупые и прекрасно понимают, что те или иные вещи — это пиар: «Посмотрите, какие мы красавцы, купите наш диск, пожалуйста!». И когда после этого человек пытается сказать, что его на самом деле волнует, ему могут уже не поверить.
Многие музыкальные эксперты предрекают появление в ближайшем времени огромного количества песен о боли, страдании, терроре. Некое обязательное программное творчество. Мы, рок-музыканты, уже успели облажаться и вляпаться в пиар. Поэтому лично мне страшно петь ту песню, которой мы заканчиваем сейчас «квартирники».
Мы могли бы эту песню по-быстрому записать и отдать в эфир. Уверен, взяли бы, потому что именно сейчас она была бы в тему. Но мы не хотим быть втоптанными в грязь обвинениями в том, что мы пытаемся выехать на чужой боли.
У этой песни есть будущее. Просто пока мы ее играем только для тех, в ком уверены. Это не стремление спрятаться от негативных отзывов, это стремление донести сокровенное до тех людей, которым ты в полной мере доверяешь, до друзей. Все упирается в слушателей: никто не будет петь, понимая, что он не будет услышан.

— Вся история русской культуры доказывает: чем больше ее затыкают, тем круче она развивается. И нынешнее искоренение инакомыслия в России наверняка будет стимулировать творческий процесс?

— Наверняка. И российский андеграунд родит новых рок-звезд. Все, что вырастает в неуютных и тяжелых условиях, будет крутое.

— Ты хочешь, чтобы музыка твоей группы была запрещена, как в Советском Союзе запрещали творчество многих великих рокеров? Ведь это путь к популярности...

— Нет. Не хочу. Тот момент, когда нас запретят, лишь подтвердит, что жить стало еще хреновее. В этот момент мы с тобой поймем, что в этой стране наступила очередная степень несвободы. Нет, я не хочу этого. И никакая популярность, никакое признание не стоят того, чтобы в этой стране жить стало хуже, потому что это НАША страна.
Те рокеры, которые были настоящими, прошли через многое. Легенды рока начинали заниматься этим не ради шоу-бизнеса. И за рамками шоу-бизнеса. Именно поэтому они — легенды. Им очень многое приходилось преодолевать. Именно поэтому они как раз такие крепкие, брутальные и мужественные люди. Я хотел бы быть похожим на них, но не смогу, потому что время поменялось, все совершенно другое. Единственное, чем могу соответствовать, — я хочу думать. И, к счастью, никто не мешает мне этим заниматься.

— Но сейчас снова появляется огромный повод для протеста, не так ли?

— Непонимание со стороны большинства твоих сверстников — это тоже вещь, которая заставляет тебя протестовать. Когда мы начали всерьез заниматься музыкой, нам надо было вырываться из околокриминальной среды. Если весь район живет по понятиям, а ты живешь сердцем, то приходят в голову кое-какие мысли.
А что касается борьбы с системой — того, что в принципе и породило русский рок, то сегодня, я считаю, не нужно бороться с ней — это ни к чему не приведет. Ломать ее — это ломать мир вокруг себя. Я мечтаю, чтобы система отмерла эволюционным путем. Людей нужно менять. Мы люди без Бога. Мы люди без Веры. Если бы было иначе, то в 1917 году церкви бы не разрушали так спокойно. Единицы несли свои частички Веры, пряча ее по домам. Иконку — за шторкой на кухне. Коран — в сундучке под кроватью. Мы сами сначала должны поменяться для того, чтобы мечтать о том, что все поменяется вокруг нас.

— Но ведь нельзя не обращать внимания на то, что сейчас делают с нашей страной?

— Человек, который не интересуется политикой, называется идиотом. Изначальный смысл. Это же древнегреческое слово, суть которого — человек, не интересующийся жизнью полиса. Человек, который не интересуется жизнью полиса, не интересуется собственной жизнью. А тот, кто не интересуется собственной жизнью, — тот ненормальный. Он — идиот.
Нельзя сказать, что мы глубоко политизированы. Но сейчас меня эта возня — а иначе ее назвать нельзя — сильно бесит.
Политика — это не грязное дело, а такое же, как и многие. Просто кто-то, занимаясь политикой, умеет хорошо дискутировать и при этом умудряется делать дела, а кто-то ничего, кроме как балаболить, к сожалению, не может.
Сегодня у власти оказался тот человек, который очень хорошо умеет и говорить, и делать. Еще у меня такое впечатление, что Владимир Владимирович прекрасно понимает ту страну и тех людей, над которыми он стоит. А понимание это складывается из того, что народ всегда был в огромной степени равнодушен к собственной судьбе и политике. Очень многие из нас — идиоты в первоначальном смысле слова.
И мне потому страшно думать о политике: размышления порой наводят на странные выводы… Как-то так получается, что все спорные моменты в развитии нашего демократического государства сопровождаются большой бучей только для того, чтобы неравнодушное к политической жизни меньшинство не было услышано. Передача власти от Ельцина Путину фактически сопровождалась новой чеченской кампанией, массовой бойней. А наступил момент, можно сказать, переломный (такой же, как был в США с вьетнамской войной, когда люди устали терпеть, что их сыновья погибают, и Америка вывела войска), произошли теракты, которые доказали в очередной раз населению: нет, там надо сражаться, там, в Чечне, бороться.
В этом году мы получили новую социальную политику: непопулярные законы. Произошла бойня в Беслане. И после нее все забыли о том, что есть такая проблема: льготы отменили и заменили их денежными компенсациями.
Меня умиляют репортажи центрального телевидения: какие довольные пенсионеры от того, что им выделяют деньги. Но есть бабушки, дедушки, которые живут своим огородом. Им недостаточно пенсии, и они выживают за счет картошки. Так вот, проехать от огорода на электричке до рынка в городе — это примерно четверть тех компенсаций ранее бесплатного проезда. Получается: если раньше они могли выживать ежедневно, то теперь четыре раза в месяц. Частный пример, но показательный. Но непосредственно у людей никто не спрашивает, как нужно им.
Сразу после Беслана нам начинают втюхивать еще более непопулярные законопроекты. Мне страшно подумать о том, что это как-то взаимосвязано. Басаев в своем письме говорит, что он финансируется Российской Федерацией, потому что все, что у него есть для его сопротивления, — это практически все трофейное. Это издевательство над всеми нами, потому что мы платим налоги, которые идут на кампанию в Чечне, а в результате этой самой кампании, как говорится в письме, у боевиков появляются оружие, взрывчатка, амуниция…
Так вот. Я не сильно, может быть, рублю в политике и во всем том, что происходит, но (пауза. — А.В.) если окажется так, что все происходит, со всей этой кровью, все это происходит по какому-то федеральному плану, то, видимо, пора устраивать революцию. В мозгах. Это не призыв ни в коем случае к каким-то активным действиям. Это призыв задуматься. Если федеральное правительство истребляет собственный народ для того, чтобы больше и больше захватывать власть над ним, то это страшно.
Если все обстоит несколько лучше и федеральное правительство просто использует сложившуюся ситуацию в собственных целях, это тоже страшно. Чуть меньше, но все равно… Но не нужно бояться мыслей, которые могут показаться крамольными. Мы живем в такой стране, где власть изначально боялась за собственную шкуру. Всегда. Поэтому и был в Древней Руси такой вид преступления — крамола.
Но сегодня мне никто не запретит размышлять, и размышлять вслух. Потому что если ты не размышляешь об этом, если ты не думаешь, то тебя имеют. Мы всей страной в последнее время оказались в девятой позиции, как страусы, и нас пользуют.
Просто свободолюбия в нас нет ни грамма. И все по одной простой причине — с детства мы представляем себе: если нашему существованию как страны, как народа есть какая-то угроза, то это угроза всегда внешняя. Никто не может предположить, что человек, который оказался наделенным властью, может быть точно таким же врагом, как и какой-то иноземный захватчик. Но лейтенант милиции, который чувствует свою безнаказанность и который творит все, что ему вздумается, лично для меня нисколько не лучше, чем рядовой СС. Это точно такой же враг для меня.
Все то, о чем говорил Владимир Владимирович, когда пришел к власти, он делает с потрясающим цинизмом. Он сказал, что хочет создать государство, в котором верховенствовать будет закон. Каким именно будет этот закон, в то время еще никто не знал. Никто не знал, что законы настолько будут перекроены. Он очень пафосно и публично отказался от изменений в Конституции, когда встал вопрос о сроке пребывания на посту. Но при этом он не боится перекраивать многие моменты, которые идут вразрез с Конституцией. Путин уничтожает Российскую Федерацию. Мы станем просто Россией, Федерации уже не будет.
Все познается в сравнении. Я представляю себе, если завтра президент США скажет: больше не будет сената в прежнем виде, а сенаторы будут назначаться президентом… Чисто спортивный интерес: сколько дней понадобится на то, чтобы этот президент полетел к чертовой матери со своего поста? Я думаю, недели две.
Очень много разговоров: все это имеет смысл, потому что на сегодняшний день якобы главы субъектов Российской Федерации не несут никакой ответственности за те неправильные действия, которые они якобы могут совершить. Но существует (существовала) такая замечательная штука, которая называется референдум. Референдум может (мог) быть проведен как всероссийский, так и в одном субъекте Российской Федерации, так и в муниципальном образовании. Так вот. Прежде чем началась новая реформа, у народа практически отняли этот один из немногих вариантов снятия с должности главы субъекта Федерации, который чего-то там накосячил. Не так давно порядок проведения референдумов был изменен. Теперь референдум провести очень сложно, это на грани фантастики.
В нашей стране все перевернулось с ног на голову. Президент и правительство должны заниматься исполнением законов, которые придумала Государственная Дума. А получается, что сегодня президент и правительство являются самым активным создателем новых законопроектов, вместо того чтобы хотя бы как-нибудь претворять в жизнь то, что уже было создано. Переделывать все для того, чтобы было тебе удобно, — это не выход из положения.
И самое смешное, что ответственны за все это именно мы с вами, потому что мы себе выбираем такого президента, мы себе выбираем такой парламент, который не парламент, и мы, возвращаясь к тому, о чем я говорил вначале, мы — закоренелые добровольные идиоты.
Очень не хочется говорить, но будет неудивительно, если через какой-то промежуток времени история нашего государства в очередной раз замкнется на круг и опять — огромное количество крови. Мне очень хочется, чтобы люди начали задумываться о том, что с нами происходит, уже сегодня, вместо того чтобы проснуться завтра и понять, что наши жизни ничего не стоят. Они и сегодня уже ничего не стоят: все то, что прописано в Конституции, все то, что является основой нашего государства, — все это написано только на бумаге. Моя жизнь ничего не стоит, твоя жизнь ничего не стоит, и все это прекрасно понимают.
Начинать нужно с малого. Нужно просто понять, что президент, депутат Государственной Думы, милиционер, глава субъекта Российской Федерации, любой представитель государства в этом государстве является всего лишь нашим слугой. Не конкретно моим или твоим слугой, а слугой общества. Он трудится и получает деньги ради того, чтобы в этом обществе было жить хорошо.
Это мы, простые граждане, должны с милиционера спрашивать. Это налоговый инспектор должен бегать за мной и просить меня выполнить мой гражданский долг по уплате налогов, а не я должен толкаться в пыльном коридоре с бумажкой в руках и в страхе, что завтра с меня возьмут какие-то пени.
Президент Российской Федерации ответствен перед нами, перед нами всеми, передо мной лично, ответствен за все, что происходит с этой страной. Особенно после того, что произошло в Беслане, когда он признался, что за все эти годы у него не получилось сделать так, чтобы мы жили в безопасности, у него не получилось победить террор теми способами, которыми он пытался. По всем нормам человечности, этики, морали он должен был уйти в отставку и сказать: простите меня, люди, я вас подвел. Он вместо этого валит на то, что в стране нет вертикали власти, и начинает грести все под себя. Это свинство.
Надо думать самим. Мы живем в стране, где в нас стреляют, где нас взрывают, где жить не очень на самом деле хорошо. Для того чтобы хотя бы что-то изменилось, надо, чтобы людей, которые понимают, как должно измениться, стало намного больше.
Декабристы — охрененные дядьки на самом деле, потому что они притащили с собой из Европы все эти мысли о свободе. Но в нашей стране девяносто девять с половиной процентов населения вообще не представляют себе, что такое настоящая демократия и как это должно быть.
Нам плохо не потому, что нам сделали плохо, а потому, что мы этого заслуживаем. И когда каждый из нас сумеет найти в себе силы, чтобы измениться, сумеет найти в себе какие-то внутренние ресурсы, тогда и только тогда мы будем жить в том мире, который мы на тот момент будем заслуживать. Вот!